Меннониты отказались участвовать в войне почти 500 лет назад. Я вырос в небольшой общине меннонитов в долине Шенандоа в Вирджинии, где меннониты отказывались от призыва со времен Гражданской войны. Стать сознательным отказчиком, когда шла война во Вьетнаме, было для меня легким выбором.
Однако более сложное решение заключалось в том, чтобы понять, где же мне проходить свою гражданскую службу. Как и 170 000 других молодых людей во время войны, я должен был служить своей стране. Многие работали в больницах или школах. В 1966 году я выбрал МСС (Центральный комитет меннонитов) в городе Тамки (вьетн. Tam Kỳ) в Южном Вьетнаме, который тогда находился в центре зоны военных действий.
Тамки – столица провинции Куангнам (вьетн. Quảng Nam), небольшой городок в девяти милях к северу от того места, которое являлось тогда крупной американской военной базой — аэродром Чулай. Город и база находились в северной части страны, в так называемом I корпусе, наиболее активном военном секторе Вьетнама.
Работа в городе Тамки, где я преподавал английский для вьетнамцев учащихся старших классов, организовывал занятия по обучению грамоте для детей — беженцев, неожиданно сформировала мой личный взгляд на войну, который бросил вызов прежним предвзятым представлениям об американцах и вьетнамцах. Выросший в окружении, где все, кого я знал, были меннонитами, я ожидал, что американские солдаты во Вьетнаме будут грубы, как уличные хулиганы, которые иногда встречаются даже у меннонитов. И с удивлением я обнаружил, что солдаты, которых я встречал во Вьетнаме в 1960-х годах, часто были хорошими, добрыми людьми (на самом деле, несмотря на потребность в людях, в вооруженных силах фактически запрещалось служить кандидатам с антисоциальной историей или судимостью). Я был также удивлен тем, сколько американских солдат имели темный цвет кожи или южный акцент.
Позже, когда я узнал некоторых вьетнамцев, которые сражались с американцами, я был также очень удивлен, узнав, что и они были хорошими, добрыми людьми. Как же могло случиться, что хорошие молодые люди из семей Соединенных Штатов и Вьетнама убивали друг друга на этой войне?
Добрые люди будут убивать друг друга, если они испытывают страх и убеждены в том, что враг — воплощение зла. Демонизация врага часто осуществляется через формирование стереотипов. Об американцах, американских военных вьетнамцы знали, что это — «империалисты», а они понимали, что империалисты — это иностранцы из богатых стран, которые воруют ресурсы более слабых наций, используют мужчин из подконтрольной территории в качестве марионеточных солдат и забирают женщин в качестве наложниц. Нельзя разговаривать с империалистами или рассуждать; следует знать, единственный язык, который империалисты понимают — это сила оружия.
С другой стороны, Национа́льный фронт освобожде́ния Ю́жного Вьетна́ма (известный также как VC(Viet Cong), Вьетко́нг — сокращённо от вьетнам конг шан — вьетнамский коммунист) среди американских солдат был известен как «коммунистические предатели во Вьетнаме», а каждый американец был уверен в том, что коммунисты уничтожают основы религии и семейных ценностей. Нельзя говорить или рассуждать с коммунистом; единственное, что понимают коммунисты — это военная мощь.
Я был первым меннонитом, посланным в Тамки в конце 1966 года, когда область уже была заселена беженцами из-за происходящих поблизости боев. Когда я приехал, меня проинструктировал местный сотрудник ЦРУ, который сообщил мне, что город Тамки в большей степени был в безопасности. Соединенные Штаты контролировали территорию почти на милю к востоку и западу от города. Маршрут 1, который проходил через центр, также находился под военным контролем на севере и юге от Тамки в течение дня, однако к вечеру он опять возвращался под контроль Вьетконга.
Сотрудник ЦРУ подробно рассказал о различных пытках, которые вьетконговцы будут использовать против меня, если они меня поймают. Поскольку вьетконговцы несколько месяцев подряд каждую ночь посещают город, он настоятельно рекомендовал остаться в комплексе Агентство США по международному развитию (АМР США) (англ. United States Agency for International Development, USAID), который был окружен высокой стеной, защищенной наземными минами и колючей проволокой, и охранялся 24 часа в сутки.
После нескольких ночей в комплексе АМР США я понял, что как меннонит, который пришел помочь вьетнамцам, я не могу жить в военном комплексе, который все вьетнамцы кроме проституток были вынуждены покидать на закате, а американцам внутри не разрешалось выходить после сумерек. Вскоре ко мне присоединился еще один пацифист, и мы нашли небольшое бунгало (небольшой одноэтажный коттедж для одной семьи) через дорогу от католической средней школы, где мы преподавали английский.
Старая вьетнамская женщина, которая разместила нас в бунгало, объяснила: «Во дворе есть только четырехфутовая стена, но если бы у вас были стальные ворота, несколько рулонов колючей проволоки на вершине стены и пулемет 50 калибра, то если вьетконговцы войдут в город, вы смогли бы удерживать их, пока не придут морские пехотинцы, чтобы спасти вас». Я объяснил ей, что как пацифисты мы отказываемся от любого оружия или даже стен для защиты. У нас никогда не было колючей проволоки или даже ворот для четырехфутовой стены. Наша защита заключалась в том, что у нас не было оружия, и мы не смогли бы защитить себя. Мы приветствовали всех в нашем доме, но все оружие было строго запрещено.
Люди часто убивают, чтобы защитить себя. Когда угроза от другого ослабевает, все расслабляются, и становится возможным узнать друг друга и даже стать друзьями. В течение трех лет я работал во Вьетнаме. Вьетконг приходил в Тамки примерно дюжину раз. Каждый раз, когда они приходили, они атаковали вооруженные сооружения, в которых жили американцы: комплекс АМР, комплекс ЦРУ и центр командования по оказанию военной помощи Вьетнаму. Наше маленькое бунгало, единственное неохраняемое место, где жили американцы в Тамки, ни разу не пострадало.
Американские войска прибыли в провинцию Куангнам еще до того, как я стал там работать, и город Тамки уже изобиловал беженцами к тому времени, когда я туда попал. Моя задача состояла в том, чтобы выяснить, что нужно беженцам и оказать им помощь.
Я был удивлен, узнав, что родители — беженцы считают образование своих детей главным приоритетом. Война с Америкой уничтожила школы в сельских общинах, из которых они бежали, и к тому времени, как я приехал в Тамки, их дети не учились в течение двух лет. Я понял, что плохо подготовлен к обучению детей — беженцев чтению и письму на их родном языке, поскольку я просто учился говорить по-вьетнамски. Тем не менее, я смог использовать свои связи в местных средних школах, где преподавал английский язык и когда учил вьетнамский, чтобы набирать добровольцев, учеников старших классов для обучения детей — беженцев чтению и письму на их родном вьетнамском языке.
Программа в лагерях беженцев началась с малого. Работая с заданиями по выходным и в летние каникулы, мы тщательно отбирали тексты для чтения без пропаганды с обеих сторон. Центральный комитет меннонита пожертвовал книги, тетради и карандаши, старшеклассники вызвались выступить в качестве учителей. Программа выросла, и вскоре деревни, расположенные рядом с Тамки, попросили нас проводить занятия также и в своих общинах. Мы просили, чтобы каждая деревня, которая хотела бы проводить занятия на своей территории, предоставляла помещение для занятий — класс, а также комнату и питание для старшеклассника, который придёт учить их детей.
Многие из близлежащих к Тамки деревень были названы вьетнамцами кё-дау «Xoi dau» по-вьетнамски означает «липкий рис и бобы». Этот сленг использовался вьетнамцами для обозначения постоянной смены правительственного контроля Сайгона (американские бобы) — днем и Национального фронта освобождения Южного Вьетнама (вьетнамский рис) — ночью. Я никогда не забуду одного старосту деревни xoi dau, который попросил нас открыть класс обучения грамоте в своей деревне. Я обыскал средние школы в Тамки, но не мог найти нового добровольца, чтобы вести занятия. Староста был в отчаянии: «Я защищу любого учителя, который приезжает в мою деревню и дам гарантию, что он или она не будут призваны в армию. Учителя нам нужны больше, чем солдаты».
Закончив свою трехлетнюю альтернативную гражданскую службу в 1969 году, я вернулся в Соединенные Штаты, поступил в аспирантуру, женился и изменил свою жизнь. Шесть лет назад Нгуен Ван Муой, один из старшеклассников, с которым я тесно сотрудничал по нашей программе обучения грамоте в городе Тамки, иммигрировал в Соединенные Штаты и связался со мной.
Муой закончил колледж и женился во время войны и вернулся в Тамки в качестве учителя средней школы в 1975 году, когда война закончилась. У него было так много историй для меня. Но самое удивительное для меня заключалось в том, что, как я впоследствии узнал, у одного из моих лучших друзей, местного художника по имени Ле Динь Сун, был старший брат, о котором мы никогда не знали — брат, который являлся высоким чином на стороне Вьетконга. Когда новое правительство было установлено в провинции Куангнам, этот брат получил высокую должность, а главным начальником по вопросу образования в городе Тамки стал не кто иной, как мой друг — художник Ле Динь Сун.
Любовь и правда — мощные силы, позволяющие отношениям преодолевать вопросы национальности, расы и идеологии, превращая врагов в друзей.Перевод: Роман Крутов
Источник: https://www.nytimes.com/2017/06/02/opinion/a-conscientious-objector-in-a-war-zone.html
